Как и все живые существа, проживающие на этой планете, Иммануил Семёнович попал на нее случайно и без какого-либо письменного соглашения. Никто при рождении Иммануила Семеновича не спросил, готов ли он войти в данное существование, наделяющее его скудным стартовым набором физиологических возможностей, с помощью которых ему предстоит наличествовать в мире ограниченного ресурса.
Но делать нечего, да и спрашивать не с кого. На момент зачатия родители его, будучи второкурсниками философского факультета, являли из себя объединение слабое и неразумное, зато преисполненное неосознанными биологическими стремлениями по продолжению рода.
В строгом соответствии с учениями о гуманизме, ребенка оставили, а заодно наградили примечательным именем в честь великого немецкого философа. На этом трансфер Иммануила Семеновича из небытия в пространство жизни закончился, и биологические часы тут же начали обратный отсчет, за время которого новому человеку стоило успеть сделать что-то такое, ради чего он собственно и появился на белый свет.
Жаль, но конечной цели ему тоже не сообщили. Заместо этого его наделили двумя руками и двумя ногами, приковав к суше, на планете на две трети заполненной водой. При этом Иммануила Семеновича угораздило принадлежать к виду лысых прямоходящих обезьян, которые были физически слабее и сильно уступали в ловкости своим шерстяным сородичам, а также утратили возможность перемещаться на четырех конечностях, что добавило в немалый арсенал болячек еще и проблемы со спиной. Взамен лысые обезьяны обрели особый инструмент для выживания в мире ограниченного ресурса, который должен был компенсировать все утраченные достоинства, — развитой интеллект, разумность. В соответствии с нормами Иммануил Семенович также получил свои полтора килограмма мозга. По чести говоря, разумность в самом деле предполагала практически неограниченный потенциал, в сравнении с возможностями волосатых предков. Вот только не все было так просто.
От рождения все лысые обезьяны не имел ни острых когтей, ни больших клыков, ни толстого панциря, которые бы позволили ему выживать в мире ограниченного ресурса. И все, на что он мог полагаться — так это на свой интеллект. Но быстро выяснилось, что клыки среднестатистического тигра гораздо эффективнее в гонке за выживание, чем среднестатистический интеллект лысой обезьяны. Поэтому всем лысым обезьянам задолго до появления Иммануила Семеновича пришлось объединяться в группы, чтобы общим складом мозгов противостоять угрозам недружелюбной и жадной внешней среды. Так появилась общество лысых обезьян, которые общими усилиями своей разумности стали противостоять насущным угрозам и понемногу отвоевывать себе место под солнцем. Дальше — больше.
На тот момент, когда Иммануил Семенович вошел в жизнь, обезьянье сообщество было сильно развитым и устоявшимся флагманским объединением живых организмов в мире ограниченного ресурса. Лысые обезьяны стали настолько доминирующим видом, что отгородили себя от остальной биосферы и создали свое собственное пространство для жизни. Это был отдельный мир, созданный лысыми обезьянами для лысых обезьян. Теперь в их распоряжении были самые длинные когти для добычи ресурсов и самая толстая броня для защиты от конкурентов. Также благодаря разумности обезьяны стали меньше болеть и дольше жить. Проживание их стало комфортабельным и стабильным. Все это и называлось обезьяньим благом — много есть, крепко спать, долго и безопасно жить.
Все хорошо, но отчего-то Иммануил Семенович не проникся. Пройдя путь от младенчества до статуса взрослой особи в мире обезьяньего блага (который занимает у лысых обезьян от четверти до трети всей жизни), Иммануил Семенович вдруг осознал, что его обманули. Он не мог понять где и когда, но подспудно чувствовал подмену то тут, то там. Когда взгляд его падал на свои руки или ноги, он видел, что на них по-прежнему нет никаких острых когтей и толстого панциря, о которых так много вещало обезьянье благо. Точнее все это было, но где-то там, где централизовались всеобщие ресурсы, а конкретно у Иммануила Семеновича не было ничего, кроме заверений, что в случае, если ему понадобится защита, то благо с ним поделится и когтями и броней. Не задаром, конечно. Но так как для добычи ресурсов в мире ограниченного ресурса нужны когти или броня, которых у Иммануила Семеновича по-прежнему не было, единственным способом расплаты за казенную защиту была отработка повинности на это самое благо. Это называлось работой во благо общества.
Вот только Иммануила Семеновича никак не отпускала мысль, что он занят прислуживанием, а не работой. Изнемогая от труда, в конечном счете он получал лишь крохи тех несметных богатств, которые имелись у всеобщего блага. Каждый день мимо него проплывали заголовки с невероятными числами ресурсов, собранных обезьяньим сообществом, которые никаким образом не касались лично его. Эти несметные доходы, изъятые грубой силой и тяжелым трудом у мира ограниченного ресурса, витали вокруг, но совершенно не чувствовались. За каждый шаг Иммануил Семенович расплачивался сам. Благо ничего не давало просто так. За еду, за сон, за передвижение — за всё приходилось расплачиваться теми грошами, которое выделяло ему общественное благо, лишь для того, чтобы через секунду забрать их обратно.
Когтей и брони у него по-прежнему не было, а потому вырваться из обезьяньего мира он не мог, а чтобы проживать на земле лысых обезьян, нужно было постоянно платить. Платить за нахождение, за ночлег. И даже если тебе удавалось приобрести что-то в собственность, ты все равно обязан был за это платить. Не говоря о том, что обезьянье общество могло в любое время забрать у тебя все имущество, что ты имел, и даже свободу и жизнь. Обезьянье благо обнесло Иммануила Семеновича законами, которые запрещали то и это, впрочем авторитетно заверив, что это для его же блага. Помимо и без того строгих всеобщих законов мира ограниченного ресурса, Иммануил Семенович должен был подчиняться законам обезьяньим, которые еще больше сковывали его возможности существования. На самом деле все свелось к одному доступному выбору — работай на всеобщее благо или умри.
Наверное, поэтому Иммануил Семенович чувствовал себя обманутым. Хоть и не понимал конкретно, где и когда его надули.
В редкое свободное от труда время Иммануил Семенович любил ходить в зоопарк. Этим словом обозначалось специальное место, где лысые обезьяны запирали других живых существ и время от времени смотрели на их мучения, чтобы не забывать о собственном величии и превосходстве над остальным животным миром. Иммануил Семенович ходил в зоопарк совсем с другой целью. Он приходил туда, чтобы посмотреть на независимых и полноценных живых существ, которые лишь по несчастному стечению обстоятельств оказались в неволе. В особенности он любил смотреть на диких кошек и больших млекопитающих, вроде бегемотов и слонов. Часами напролет, глядя через стальные прутья на могучих зверей, Иммануил Семенович подспудно завидовал им. Этим существам от природы дано все необходимое, чтобы жить полноценной независимой жизнью. Все было при них, и у каждого было что-то выдающееся — крылья для полета, мощные бивни и впечатляющие размеры, неудержимая скорость, невидимость и прочее прочее. И выглядела лысая обезьяна Иммануил Семенович в сравнении с ними блекло и даже стыдно. Не было в нем ни вида, ни величия. А тот самый хваленый интеллект не выделял его на фоне собратьев и не на йоту не делал лучше зверей, на которых он глядел.
Строго говоря, индивидуальная разумность не принесла Иммануилу Семеновичу ничего кроме душевных страданий, неведомых диким зверям. Обиды, зависть, самокопание, уничижение — вот лишь малое, что шло в комплекте с разумностью лысой обезьяны. Не говоря уже о том, что интерфейс такой сложной аппаратуры, встроенной в его черепную коробку, являлся весьма капризным, часто сбоил и то и дело выходил из строя. Депрессии, неврозы, шизофрения — обычные состояния для лысых обезьян времени Иммануила Семеновича. Постоянное разрастание и давление всеобщего блага на отдельного индивидуума приводила психику к постоянным перегрузкам, вынуждая потреблять различного рода стимуляторы и допинги лишь для того, чтобы оставаться на плаву — кофе, кокаин, порнография, йога, бизнес-тренинги и прочие мотивирующие явления и субстанции, позволяющие лысой обезьяне не отставать от стандартов всеобщего блага. Это печальная обыденность большинства его собратьев.
А еще Имамнуил Семёнович не мог взять в толк, отчего это самое благо так зло по отношению к нему. Ведь, казалось бы, состояло оно из самых светлых и достойных стремлений и идей обезьяньего общества, но в то же время приносило бесчисленное количество бед своим подданным. Из каждого угла Иммануил Семенович слышал лозунги общественного блага, которые сводились к одному – обезьянье благо за все хорошее и против всего плохого.
На деле же всеобщее благо не щадило лысых несчастных обезьян. Оно жадно высасывало их жизни и чем больше становилось, тем больше ему было необходимо живой энергии, излучаемой лысыми обезьянами при работе, разговорах, желаниях. С помощью мощностей совокупного общественного интеллекта благо все время стимулировало Иммануила Семеновича к позитивному действию. Иммануилу Семеновичу из всех информационных источников без конца транслировались эксклюзивные возможности, создаваемые совокупным общественным интеллектом, которыми ждали его, манили, обещая настоящую, свободную и довольную жизнь. Это не было обманом в прямом смысле. Теоретически то самое высшее благо потребления действительно существовало — личные крылья, великолепные угодья, свобода передвижения и всеобщее почтение. Теоретически это было доступно для каждого, в том числе и для Иммануила Семеновича. Но стоило это таких ресурсов, который имелся в наличии лишь у одного процента лысых обезьян, прочие девяносто девять оставались без всяких шансов хоть когда-нибудь прикоснуться к высшему обезьяньему благу. Но чтобы поддерживать интерес к жизни и, соответственно, к выработке этого блага для одного процента, высшее благо постоянно рекламировало само себя. Иммануилу Семеновичу издалека показывали что-то прекрасное, почти волшебное, внушая невыносимость существования без этого чего-то. Поневоле все устремления и мысли Иммануила Семеновича были направлены в сторону «прекрасного» того, что обещало ему благо. И хоть заполучить его было так же сложно, как дотянуться до звезды, отказаться от мечтаний об обладании «прекрасным» было невозможно, а фактически запрещено.
Иногда, когда Иммануил Семенович особенно отличался в труде или если просто везло, ему перепадало завладеть объемом ресурсов отличным от того, которого хватало только лишь на поддержание физической жизнедеятельности. В эти моменты Иммануил Семенович мог позволить себе ненадолго прикоснуться к всеобщему благу. Он мог позволить себе воспользоваться общественными крыльями и слетать на них в теплые края, чтобы подлечить больную от прямохождения спину. Там он мог ненадолго забыться от каждодневных нагрузок и страхов, нагнетаемых славным обезьяньим сообществом, и наконец-то почувствовать себя царем природы, покорившим с помощью разума все земное пространство. Но это длилось недолго, а затем суровая реальность неизменно возвращала Иммануила Семеновича назад за станок производства общественного блага, сидя за которым он лишь иногда подымал голову, и только для того, чтобы увидеть на больших рекламных щитах то самое «прекрасное» и втайне надеяться, что придет и его час, и оно окажется в мозолистых обезьяньих руках. Но это когда-нибудь. А сегодня, если останется время, он пойдет в парк — смотреть на улетающих на юг птиц, которые легко и свободно оторвутся от земли и направятся навстречу судьбе, путь к которой укажет их бессознательная суть. А Иммануил Семенович, сгорбившись от осеннего холода, будет глядеть им вслед и с помощью обезьяньей разумности станет осознавать чужое счастье и не свою свободу. А затем пойдет домой, помажет больную спину дорогой мазью, изобретенную совокупным общественным интеллектом, и, свернувшись калачиком, изо всех сил постарается заглушить свою разумность, любые мысли и рефлексии, чтобы спокойно уснуть и хоть бы ненадолго впасть в сладостное забвение бессознательности.